ТОВБИН К.М.

Церковно-государственные отношения

при Петре I

(Доклад, прочитанный 18.10.2007. в Православно-историческом клубе, Южно-Сахалинск)

Оценки петровских преобразований

Существует множество оценок деятельности Петра I, от воспевания всех преобразований народного, долгожданного вождя (В.О. Ключевский) как политики прогресса, процветания и культурного подъёма – до утверждений о спонтанности, непродуманности, даже параноидальности петровских преобразований (А.Г. Дугин[1]), за которыми стояла не продуманная система действий, а, скорее, общее веяние духа мира, духа века.

Также существуют и различные оценки духовного наполнения петровских преобразований, в целом разделяющиеся на два лагеря.

Первая позиция. Прорубленное «окно в Европу» стало мощным источником вдохновения, развития культуры, науки. Армия и промышленность позволили России в считанные годы прорваться в группу геополитических лидеров мира. Укрепление страны, политическая устойчивость, развитие индустрии, западнической культуры, властных институтов – важнейшие показатели первой позиции. Представители такой точки зрения господствуют в отечественных гуманитарных науках, пишут учебники для школ и вузов, формируют общественное мнение россиянина с детства. Это секулярная позиция. Для неё характерно измерение жизни только посюсторонними, меркантильными, материалистическими показателями (стабильность, благополучие, богатство, устойчивость), хотя представляют секулярную позицию в России сегодня даже священнослужители. Имперские амбиции Петра в некотором смысле встречаются с псевдоимперскими настроениями современной власти, что делает интерес к петровским преобразованиям модным и актуальным.

Вторую точку зрения условно назовём традиционалистической (православно-традиционалистической). Здесь Пётр – знаковая фигура в десакрализации (обмирщении) русской духовности. Преобразования Петра в области духовной значимы едва ли не более всех остальных. Если многие политические и экономические нововведения Петра многократно пересматривались его преемниками, то основанное им соотношение власти и духовности в модернизированном, секулярном государстве оставалось незыблемым. Отчасти, остаётся и по сей день.

Петром было сделано несколько мощных шагов по секуляризации России. Во-первых, это уничтожение самостоятельности РПЦ, превращение её в зависимую – экономически, управленчески и духовно – структуру государства, имеющую целью не воспитывать граждан для Небесного Отечества, а быть верными слугами государевыми. Во-вторых, радикальный натиск на народное самосознание. Была проведена попытка – отлично сознаваемая и высказываемая самим Петром – модернизировать (западнизировать) сам русский менталитет. Принудительные ассамблеи, балы и карнавалы, новые нравы, новая система ценностей – это противостояло патриархально-православному укладу жизни, страху Божьему, памятованию о загробной жизни. Итогом «революции менталитета» не стало обмирщение умов всего населения, но целые сословия были вырваны из соборной русской среды и противопоставлены традиционалистическому крестьянству, купечеству, ремесленничеству – это новая буржуазия, дворянство и - особенно - городское духовенство. Массовое народное сознание продолжало деградировать, погружаясь в суеверие, пьянство, разврат.

Слово «секуляризация» имеет гораздо более широкий смысл, чем обычно приписываемый историографией. Это не отъём земель, а натиск мирского на священное, уничтожение сакрального образа мышления, жажды прикосновения к Небесному, глобальное вытеснение мирскими, посюсторонними ценностями стремления ко Христу. Мораль человека верующего становится ненормальным явлением, отталкиваемым обществом. Процесс этот совершенно закономерен и описан в Св. Писании и творениях Свв. Отцов. Именно Пётр окончательно отделил земную политику от её священного назначения – быть Божьим слугой, направив на чисто земные цели: богатство (верхушки общества), процветание, сила армии и аппарата. Прекрасно понимая, почему Россия тормозит на западническом пути, Пётр стремился выровнять именно народное сознание с западными (безбожными) образцами[2]. По этой причине ему и понадобилась Церковь в качестве аппаратной структуры во всё ещё насквозь религиозном российском обществе.

Однако не следует преувеличивать духовный компонент петровских преобразований. Всё-таки творимое им было продолжением секуляризации, начатой Алексием Михайловичем. Пётр «прорубил окно в Европу» там, где его нарисовал отец. Пётр завершил и легализовал начатое Тишайшим, ничего собственно нового не изобретя. Начало активной секуляризации в России – всё же не 1689 год, а 1653 (Раскол).

Пётр и Церковь

В дореволюционной литературе РПЦ постоянно называлась господствующей Церковью. Многие революционеры всех мастей подтрунивали над этим термином, используя его как один из поводов критики существующих порядков. Пользовались этим термином и старообрядческие начётчики для отличения своей Церкви от официальной. Однако некоторые предреволюционные историки обратили внимание на несостоятельность термина «господствующая Церковь». По их мнению, РПЦ от времени Петра стала слабой и безвольной структурой госаппарата, полностью лишённой собственного целеполагания и системы ценностей. Признавал это и выдающийся староверческий начётчик Ф.Е. Мельников, который вместо терминов «никонианская» и «господствующая Церковь» ввёл новый термин – «никоно-петровская»[3].

В самом деле, именно Петром было нанесено по РПЦ несколько ударов, сказывавшихся на церковных проблемах в течении последующих трёхсот лет.

I.             Экономический удар. Пётр стал требовать от епархий строгого отчёта о доходах, обязал РПЦ участвовать в создании флота и в укомплектации армии, запретил строить новые монастыри и постоянно притеснял существующие. Были введены ограничения на покупку монастырями и епархиями новых земель. Периодически изымались на стройки монастырские крестьяне. Была проведена попытка ввести систему заработной платы епископам. Был создан Монастырский приказ, ведавший всем церковным имуществом.

Таким образом, земельная секуляризация Екатерины II (а впоследствии – и большевистские антицерковные действия) были лишь продолжением и усложнением экономической антицерковной политики Петра.

II.          Управленческий удар. Запрет выбора нового патриарха и установление полупротестантского Синода с обер-прокурором во главе (1721 г.) – ярчайший пример уничтожения самостоятельности Церкви. Поражает даже не само учреждение Синода, а та покорность, с которой РПЦ согласилась с явно секулярным преобразованием западного, протестантского типа. Государство восторжествовало над Церковью, превратив её (Тело Христово) в одну из коллегий – «Ведомство православного исповедания». Разумеется, смыслом такого преобразования было не стремление контроля за церковным сознанием, а стремление управлять им. В 1830-40 –е гг. Синод вообще был отстранён от решения существенных церковных проблем, которыми занялась непосредственно канцелярия обер-прокурора.

Петром была создана также протестантская система консисторий, при которой светские чиновники (иногда без духовного образования, а порой – и вообще неверующие) диктовали «государеву волю» священнослужителям.

Пётр все время своего правления непосредственно вмешивался в вопросы поставления новых епископов. Почти весь епископат, ставленый при Петре, состоял из его доверенных лиц. Это «преобразование» вообще противно духу Церкви, поскольку, по церковным канонам, епископы, ставленые под нажимом власти, не считаются рукоположенными действительно.

III.       Социальный удар. Самое главное «достижение» Петра в социальной сфере – это фактическое разделение Церкви на «учащую» и «учимую». По духу это преобразование прямо продолжает секулярную политику Алексия Михайловича. Ни в одной книге или постановлении прямо это разделение не указано, однако на практике оно существовало и существует. Действительно участвовать в управлении церковными и государственными делами мог только епископат, главы больших монастырей, иногда – известные протоиереи. Обычное священство оказалось сдавленным меж двух враждебных сил – традиционалистическим простым народом и обмирщённым, западнически настроенным епископатом. Уничтожение принципа соборности, начатое при Расколе XVII века, при Петре достигло вершины.

Духовный регламент 1722 года обязывал священников разглашать тайну исповеди в случаях, если исповедуемый признался в злоумышлении против императора или его семьи. Более того, священник обязан был с помощью солдат арестовать такого исповедуемого и лично отвезти его в Преображенский приказ – прообраз будущего КГБ.

В глазах народа РПЦ стала быстро терять свой авторитет, свою пастырскую силу. Сельский священник перестал быть духовным отцом, ответственным за духовное возрастание паствы. Началось разрушение евхаристической общины. Епископ превратился в государева слугу – сборщика податей и раздатчика привилегий. При Петре епископат стал очень быстро богатеть в противовес страшному нищанию низшего духовенства.

IV.       Богословский удар. При Петре I не  было богословов, ориентированных православно-традиционалистически. За власть боролись две партии – прокатолическая (Стефан Яворский) и пропротестантская (Феофан Прокопович). Обе одержали относительные победы. Прокатолическая партия создала систему семинарий, скопированную с католической, построенной на схоластике и западном рационализме. Партия Феофана Прокоповича победила в управленческой сфере, создав Синод, консистории. Феофан стал главным идеологом петровской власти, называя импрератора «кормилом церковным». Для протестантского сознания вообще характерно тесное сотрудничество с властью. Главами многих национальных протестантских Церквей формально являются светские правители. Это же произошло и при Петре. Вот пространное «исповедание власти» Феофана Прокоповича: «Государь — власть высочайшая, есть надсмотритель совершенный, крайний, верховный и вседействительный, то есть имущий силу и повеления, и крайнего суда, и наказания над всеми себе подданными чинами и властью, как мирскими, так и духовными. И понеже и над духовным чином государское надсмотрительство от Бога установлено есть, того ради всяк законный Государь в Государстве своем есть воистину Епископ Епископов»[4].

Официальная идеология заявляла, что император может вмешиваться в дела церковные, карать вероотступников, обеспечивать духовное единство нации.

Таким образом, при Петре официальная Церковь стала одной из структур государства, ориентированной исключительно на обоснование и ментальное укрепление существующего порядка.

Выгоды, которые получила РПЦ от такого положения вещей:

1) государство помогло в борьбе против самого страшного врага РПЦ – староверов: карательные отряды проводили казни и массовые «возвращения раскольников в лоно Церкви»[5];

2) государство дало Церкви имущественные и финансовые привилегии, защитив её от давления новых капиталистических отношений;

3) у Церкви появилась эффективная система удаления несогласных и смутьянов (Регламент 1722 г.);

4) была создана стандартизированная система образования, исключающая какое-либо вольномыслие.

Проблемы, полученные Церковью от новых отношений с властью:

1)                      полное подчинение государству, интеграция в аппарат, обслуживание его воли при любой собственной оценке её;

2)                      совершенная зависимость от произвола «духовных» чиновников, имеющих реальную власть в РПЦ;

3)                      полная экономическая зависимость от государства, невозможность самостоятельного хозяйствования;

4)                      уничтожение соборности как типа мировоззрения и как способа церковного управления;

5)                      разрушение единства Церкви и народа, что в будущем сказалось на разрыве народного единства вообще;

6)                      задачей обновлённой Церкви стало не вести людей к Богу, а делать их старательными и законопослушными гражданами.

Пётр и староверы

Старообрядчество было главным объектом ненависти Петра. Пётр I проводил последовательную и многоплановую войну с различными староверческими течениями и согласиями. Одним из первых, Пётр отметил неоднородность и неодинаковость древлеправославия и понял необходимость «индивидуального подхода» к каждому согласию. К таким «подходам» относились:

- экономическое давление,

- наоборот, интеграция, в новую российскую промышленность,

- прямое уничтожение локальных поселений старообрядческих «повстанцев»,

- силовое «присоединение» к РПЦ.

Феофан Прокопович писал о Петре: «Ведал он, какова темность и слепота лжебратии нашея расколников. Бесприкладное воистинну безумие, весма же душевное и пагубное! А коликое беднаго народа множество от оных лжеучителей прельщаемо погибает!»[6]. Достигла пика война против староверия, объявленная при Тишайшем. Синод принял текст присяги для иереев, по которой они обязаны были отыскивать раскольников и сообщать о них начальству[7]. Староверам запретили вступать на все общественные должности. Их браки стали считаться недействительными[8]. Пётр ввёл двойной размер подати со старообрядцев (с 1716 года – четверной), запретил им носить традиционную русскую одежду (вместо неё староверы были обязаны носить шутовские колпаки с рогами и зипуны разных пёстрых цветов[9]), запретил собираться вместе для молитвы без разрешения на то начальства, были введены штрафы за нехождение староверов на исповедь и Причастие в храмы господствующей Церкви[10], введены специальные изыскания за ношение бород, за право совершения треб и даже обязательные взносы в пользу духовенства официальной Церкви[11]. Было запрещено принимать жалобы и челобитные от них[12].

Это привело к весомым последствиям. Во-первых, именно при Петре началась старообрядческая эмиграция, унесшая миллионы русских на чужбину. Во-вторых, старообрядческие публицисты разных согласий объявили Петра антихристом[13] и провозгласили закат Катехона и наступление Конца Света по мере уничтожения древлего благочестия. В-третьих, староверы обозначили жёсткую и непримиримую духовную оппозицию Петру. Строки о Петре из  «Писания об Антихристе», написанного иноком Евфимием, основателем движения странников: «И  бысть самовластен, не имея никого в равенстве себе, восхитив на себя не токмо точию царскую власть, но и святительскую, Божию, бысть самовластный пастырь,  едина безглавая глава над  всеми <...> Ибо он  древний змий, сатан,  прелестник,  свержен бысть  за  свою гордыню  от горних  ангельских чинов, сошел  по числу  своему 1666 (мнимый год  рождения Петра – К.Т.), взяв  члены себе плотские,  якоже святии пишут  Ефрем и  Ипполит: родится сосуд  скверный от жены, и  сатана в него  вселится и начнет творити  волею своею»[14]. Из книги Евфимия «Титин»: «Ибо егда оныи Петр зде, в Росийском государьстве, опроверг вся древния обычаи, въместо же онех возобновив еллинъския и римския отверженныя обычаи, тако и въместо царьскаго звания прия именоватися по-римъски император. Обаче на римъском языце сие императоръское имя глаголется без «мыслетей», яко же о том в букварях троязычных показует. И пишется сице: «iператор», еже значит 666»[15]. Книги Евфимия стали чрезвычайно популярны в оппозиционной-старобрядческой среде того времени.

После смерти Петра Первого большинство старообрядцев вполне уверенно говорило о воцарении антихриста: «Мы убо ныне, в последнее время, по числу прешедшему, еже есть 666, антихриста в мире чувственно, и действо его, по святых отец Писанию, поведаем; а впредь разумеваем разве чрез сосуды злобные останки содеет»[16]. Постепенно формируется доктрина «духовного антихриста» – не конкретного, единичного, «чувственного», а «разворачивающегося» во времени воплощения мирового зла. «Печать антихристова, еже на челе и деснице даема от него, не суть же чювственна, но духовна. А понеже и от прочих его чюдес удобно есть познати, яко не суть чювственна суть о нем разумеваема, но духовна»[17]. Орудиями духовного антихриста являются как конкретные правители государства и Церкви, так и политические институты, структуры и сама новообрядческая Церковь, ставшая министерством, интегрированная в госаппарат

Возникло две идеи России. Первая – официальная (государство + РПЦ). Для неё характерно: иерархия власти, посюсторонность и меркантилизм, сотрудничество Церкви и власти практически во всех сферах, ориентация на общенациональное благополучие, идея земного, гражданского патриотизма (впервые!), околоеретическое обновленчество, паразитизм духовенства на госаппарате.

Для «параллельной»[18] (православно-традиционалистической) идеи (и практики!) России характерно было: принцип соборности, неотмирность, не-властность, ориентация на Небесное, для которого земная жизнь – только подготовка, принцип ненасилия, соборное хозяйствование и умение строить хозяйственные отношения вне государства.

Таким образом, полемика староверов со властью при Петре стала вершиной интеллектуального противостояния традиционно-христианской и модернистско-мирской систем ценностей. В этих условиях началось оттачивание староверческих доктрин, огранка согласий, научение жить вне и без государства[19]. Третий Рим, ассоциировавшийся староверами с общинами, верными отеческим преданиям, «ушёл в подполье»[20].

Эти две идеи России, западническая и традиционная, секулярная и православная, соревновались и соревнуются по сей день в народном сознании, проявляясь в пограничных ситуациях русской истории.

Грабли истории

С начала 2000-х гг. духовная ситуация в России в чём-то похожа на петровское время. Земное благополучие полностью затмевает духовный поиск и стремление к Богу. Власть создаёт вокруг себя культ поклонения, надежды и уверенности. Укрепляется соучастие РПЦ и органов госвласти (аппарат, армия, спецслужбы, информационное обеспечение).

Не зная истории, мы можем вновь пройти по страшной спирали событий, по которой Россия идёт последние 300 лет. Самые страшные ожидания от продолжения такого течения событий:

1)                  полная духовная дегенерация народа, растворение его в меркантильном, материалистическом образе жизни;

2)                  соответственно, и уничтожение православной русской культуры западнической глобальной системой масс-медиа;

3)                  опасность нового революционного движения, вызванного недовольством властью, а особенно – сотрудничеством с властью той силы, которая по определению должна быть неотмирной – Церкви;

4)                  массовый уход верующих людей в секты и полусектантские оккультные объединения;

5)                  распад самой РПЦ (не только «позиционный», но, вполне возможно, и евхаристический);