Мы живём в постхристианском обществе. Западный мир так стал именовать себя ещё в конце XIX – начале ХХ века, когда религиозность как обязательная норма поведения стала вытесняться какими-либо иными мирскими ценностными  моральными системами (не-, вне- или антихристианскими). Россия перешла в «постхристианскую эру» особо травматично. Во-первых, повлиял советский опыт агрессивного богоборчества, при котором верующие уничтожались как класс, как препятствие для построения социалистического общества. Во-вторых, после крушения СССР Россия естественно стала имитировать церковно-общественные и церковно-государственные отношения предреволюционного периода[i], когда процесс дехристианизации и обмирщения социальной жизни уже шёл вовсю. В-третьих и в-главных, нынешняя Россия почти во всём копирует западные секулярные (мирские) образцы поведения через массовую культуру, финансово-экономическую и политическую практику США и Западной Европы.

На Западе, например, вопрос религиозности объявлен делом исключительно частным, возможность проповеди и внутреннего миссионерства почти сведена к нулю, а за объявление еретика еретиком можно получить тюремный срок.

Светское общество бывает двух типов: мягко антирелигиозное (проповедующее «права личности», «общечеловеческие ценности», «гуманизм») и агрессивно антирелигиозное (например, СССР и Китай эпохи Мао Цзэдуна, где «религия есть род опиума для народа»[ii]). Современная Россия не просто перешла от антирелигиозного мира к внерелигиозному, она застряла между тремя мирами, о которых было сказано выше. По этой причине религиозное сознание современного россиянина особенно противоречиво и травмоопасно[iii].

В связи с этим феномен религиозного сектантства имеет в России свою специфику. Почему россияне попадают в то, что именуется сектами[iv]?

 

Сперва попробуем оглядеть основные причины травмированности российского сознания и формирования у многих соотечественников «сектантского менталитета»

Основной, религиозной причиной следует считать внутренний кризис РПЦ МП. Среди членов РПЦ есть множество людей «случайных», вошедших в Церковь в период распада СССР «от противного» советской идеологии или из-за ностальгии по разрушенной большевиками русской культуре, основанной на Православии, или вообще из корыстных соображений «служения новым богам». Эти «случайные» люди, если смогли «зацепиться» в Церкви, не прошли должного воцерковления, действительного мистического приобщения ко Христу и Его Телу – Церкви. Они прошли внутрицерковную социализацию, усвоив правила жизни, лексикон, манеры поведения. Они-то и создают в Церкви атмосферу безразличия и холодности[v]. Они-то и являются деятелями «политического Православия», почти никогда не понимая духовной сущности этого явления[vi]. Из-за псевдоверующих РПЦ до сих пор не может чётко определиться между традиционализмом и модернизмом-экуменизмом, между реставрацией традиционного монархического режима, освящённого Богом, и служением олигархо-республиканскому (формально демократическому) государству. Из-за множества псевдоправославных практически не осуществляются катехизация и оглашение, практически нет духовничества как контроля за повседневностью прихожанина, практически нет соборной, общинной деятельности. Спору нет, наиболее искренние и дальновидные богословы и архипастыри призывают к тому, чтобы увидеть эти проблемы как проблемы, дабы приступить к их решению. Многие священники на местах интуитивно или рационально, но индивидуально стали решать вышеозначенные проблемы. Однако советская безбожная инерция и тлетворное воздействие безбожной западной и западнической масс-культуры – сильнее. Церковь в таких условиях не выглядит носителем истинной Русской Идеи, истинного целеполагания государственной деятельности и соборного единства нации. Церковь закрыта от общества[vii]. А многие даже испытывают раздражение, наблюдая, как церковные деятели пытаются влиять на образование или молодёжные движения, ибо в постхристианском постмодернистском обществе это действительно выглядит как борьба за власть. А эффективность власти – единственное, во что верят постмодернисты.

Так что Церковь в современной России не выглядит (перед массами!) ни генератором идей, ни кладезем духовности, ни ориентиром развития нации. Она выглядит силой политической, а не духовной, и многих искателей сообщества, пропитанного духовностью и искренней верой, РПЦ, при внешнем взгляде на неё, не вдохновляет.

 

Причины духовные[viii]. В эпоху Постмодерна уничтожены императивы, вдохновлявшие людей на правдоискательство и служение, уничтожены сами понятия Истины, Справедливости, Объективности. В эпоху, когда люди не верят в Истину как таковую[ix], трудно убедить их в том, что именно Православная Церковь является хранительницей изначальной, апостольской христианской веры. В эпоху, когда люди верят в то, что им нравится, никого не убедишь в необходимости отречения от своих предрассудков и смирения перед теми аспектами Православия, которые непонятны в данный момент. В эпоху, когда каждый ищет развлечения и бегства от реальности, невозможно утверждать понятия служения, верности, принципиальности, «стояния в вере» «даже до смерти»[x]. Потому религия ныне подбирается тоже по рыночным критериям – на основе собственных способностей и желаний.

 

Теперь о причинах социальных. Общество Постмодерна есть «система одиноких толп»[xi]. Социальные связи заключаются ситуативно, недолговечно и прагматично. Все традиционные идеалы общества спаянного, одухотворённого и транслирующегося в веках (семья, род, клан, каста, цех, народ, нация) ныне опустошены, от них остались только видимые очертания. Многие современные исследователи отмечают оскудение самой способности современного человека любить, дружить, доверять, поддерживать, если только в этом нет личной заинтересованности (материальной либо эмоциональной). Потому для современного россиянина будут абстрактными и непонятными выражения: «семья – малая Церковь», «Мать Церковь», «принимать в лоно Церкви», «национальное призвание», «служение Отечеству», «русская национальная миссия», «Русская Идея». Современный человек тяготеет к сообществу виртуальному, лёгкому, дающему максимум «самовыражения» и требующему минимум ответственности и «служения».

Однако на более глубоких пластах души никуда не исчезла тоска по настоящему братству, общине, взаимопомощи, искренней любви и дружбе. Потому тот, кто умело эксплуатирует эту тоску, имеет бóльшие социальные дивиденды, чем тот, кому важно наскоро сколотить собственную псевдохристиансткую общину (секту).

 

Таковы основные, поверхностно-видимые причины трансформации сознания современного россиянина, дающие прямой выход в феномене «сектантского сознания».

Соответственно вышесказанному, каналы вовлечения людей в секты различны. Настолько различны, что некоторые методы борьбы с сектами (например, административные) в случае перекрывания одного из каналов, могут расширить прочие.

Первый канал – личностно-сопереживательный. Он наименьший, но и самый стабильный. Основу его составляет реальная помощь, любовь и поддержка сектантом своего ближнего в кризисной ситуации. Как правило, после этого религиозное окружение того, кто искренне помог пострадавшему, начинает восприниматься как нечто близкое, «своё», то есть некритически. Такой человек может вообще ничего не знать о богословии или деятельности секты – для него достаточно любви и доверия, которые он увидел от одного или нескольких представителей этого религиозно объединения. И «своих» он будет держаться до конца.

Второй канал – наиболее широкий – пример общинности. Даже собственно сектантский язык, непонятный для «мирских» и слабо понятный для православных, раскрывает сущность этого канала «восектантствления»: «общение в Духе», «круг посвящённых», «сообщество верных», «христианское/молитвенное собрание». Здесь акцент делается на превращении бессмысленного и не прикреплённого ни к чему обывателя в «брата» или «сестру», на занимании им конкретного социального места в общине, явственно доброжелательной к нему. Община как бы даёт олицетворение безликому человеку, даёт ему чёткую роль, чёткий алгоритм жизни, чёткое описание функций[xii]. Уже за сам дар «смысла жизни», понятого другими и доходчиво объяснённого, бывший безликий обыватель может вдруг превратиться в ревностного служителя секты. Но секта делает больше – она помогает новому адепту почувствовать себя своим – финансовыми, социальными, эмоциональными способами. Например, посредством доброжелательных чаепитий после молитвословий, помощи в трудоустройстве, поиске жилья и спутника жизни. В секте, как правило, принципами общения являются искренность и сочувствие, а не это ли – главное жизненное вожделение современного человека.

Третий канал – «открытие истины». В эру бессмысленности бытия[xiii] и неверия ни во что, кроме «самореализации», всё равно остаются правдолюбцы и правдоискатели – люди, настроенные критически[xiv], рационалистически. Те, кто видят окружающее как версию, как дурную копию с некоего утраченного оригинала. Такие люди – также мишень сектантов. Ибо в секте ты получаешь знание, смысл и вдохновение. Основы вероучения в секте, как правило, примитивны и узко-догматичны, но от адепта требуется не «мудрствовать», не «высокоумствовать», не «надмеваться своим умом»[xv] над тем, что «явно» и «понятно» в неком материальном авторитете – например, в тексте Библии. Но, поскольку любой текст всегда требует интерпретации, всегда требуются и те, кто будут «мудрствовать», но эта привилегия распространяется только на руководство секты – только им Господь открыл истинный смысл, то, что для всех людей является «логичным» и «здравомысленным». Сомневаться в этом не стоит, да и не возникает у сектанта желания критиковать. Во-первых, он искал истину, и он её нашёл! Во-вторых, вероучение исходит от любимой и доверительной общины, которая не может обмануть и которая состоит из таких же правдоискателей. Вероучение, предлагаемое сектантами, обработано для лёгкого усвоения «внешними», «мирскими», оно исключает длительный процесс понимания, связанный с постом и молитвой, как в Православии.

Современный человек, воспитанный на голливудских фильмах, рекламных и музыкальных роликах, новостных сводках, политических слоганах, падок на всё готовое и ненавидит размышлять. Падок на то, над чем не нужно годами думать, пересиливая своё недоверие, смиряясь перед Непознанным. В каждой секте вчерашний обыватель, усвоив «краткий курс молодого бойца», мгновенно воспринимает примитивную систему догматов, выдаваемую за «прямое прочтение Священного Писания». И эта примитивная теория – в чём особая сила сектантов – тут же подкрепляется практикой «миссионера», «пионера», «благовестника», «проповедника». Эта практика врывается в повседневность вместе с некоторыми специфическими сектантскими правилами поведения, основанными в первую очередь на отказе от мирского, на радикальном отношении ко всему «мирскому» как к однозначно губительному злу, а к «мирским» – как к «живым мертвецам». Изменив стиль жизни, поведения, речи, новоиспечённый сектант и впрямь ощущает себя (на примитивном уровне самодовольства – благодаря сознательной примитивизации мышления) носителем истины. И действительно ощущает «миссионерский зуд», поскольку поверхностно усвоенная «истина» «здравого смысла» или «открытого Писания» требует чисто количественного подкрепления – вовлечением новых «агентов общения».

 

Таковы основные каналы вовлечения новых адептов в то, что именуется сектами, а с точки зрения Православия правильнее было бы назвать общинами примитивного лжеучения. Соответственно, как эти каналы можно «перекрыть»?

 

Начнём с того, что первый канал перекрыть невозможно. Поскольку он основан на глубоко личностной связи, её невозможно разорвать ни проповедью, ни «административными методами». Здесь возможно только мистическое действие – молитва за заблудшего. (Однако и в случае с остальными двумя каналами молитва должна быть не просто предваряющим, но приоритетным способом противосектантского действия. Православный меня поймёт.)

Административные методы (отказ в регистрации общин, проверка литературы на «экстремистское содержание» и пр.) относительно остальных двух каналов применять можно только ситуативно, не систематически, иначе секта немедленно «уходит в подполье», вопит о «гонении за истину» и включает иные, более радикальные и эмоциональные механизмы воздействия на «внешних».

Более действенный способ – православно-христианское просвещение. Православная Церковь хранит в себе всю истину, необходимую человеку не только для спасения души, но и для того, чтобы наладить здешнюю жизнь. Священное Писание, учение Отцов, церковные каноны и постановления Соборов должны быть возвещаемы «вовремя и не вовремя» (II Тим., 4: 2) –  языком интеллектуала, языком простолюдина, языком современной молодёжи (естественно, без соскальзывания в примитивизацию). Нужно слово толковых проповедников, нужно множество толковых проповедников, нужно горячее желание проповедовать и ощущение того, что проповедь словом и делом – не привилегия отдельных православных, но норма поведения всякого христианина. Церковь должна занять позицию проповеди, внутреннего миссионерства, социального служения и благотворительности.

И самый важный на сегодня способ – восстановление литургической общины. Исцеление соборности, народного начала в Русской Церкви, над которым производились разнообразные издевательства с Раскола XVII века. Церковь есть община, где посреди верующих незримо присутствует Сам Христос. Он после Своего Вознесения оставил нам бóльшее, чем моральную систему или догматическую истину – он оставил нам Себя. Церковь – Его Тело. Мы недостойны этого, но должны стараться быть достойными. Для этого необходимы соборная молитва, общинное действие и частое общение, пастырская активность среди членов общины, строгое воцерковление новых христиан и – в случае надобности – регулярное наставление в вере для тех, кто в общине уже состоит. Ну а более всего нужна активность главы общины – священника – как духовного отца, ведущего ко спасению души каждое своё духовное чадо[xvi]. Пастыри должны понимать свой долг шире, чем совершение богослужений, треб и произнесение проповедей – понимать слово «пастырь» в изначальном, сельскохозяйственном значении.

Если Церковь будет активно учить Истине и – более того – готовности к восприятию Истины; если Церковь будет собранием искренних, дружелюбных, добродетельных, взаимно-внимательных и доверительных общин, второй и третий каналы «восектантствления» просто потеряют свою актуальность. Лидеры сект не сдадутся, но будут элементарно обезоружены.

Не следует опасаться усиления сектантов – следует опасаться оскудения православных.

И молитва – как начало всякого деяния. И да поможет нам Христос!

 

17.03.10.

Южно-Сахалинск

Страница автора: http://tovbin.ucoz.ru